Другое название (по Г. С. Чурак, Л. И. Гладковой): Пейзаж с мостиком

Оборот частично скрыт. По центру черной краской надпись: автор И. Левитан. Ниже бумажные этикетки: НИНЭ имени П. М. Третьякова // № 14722 и 3212 // Левитан // ГТГ // Экспертиза // Антиквар

Экспертное заключение НИНЭ имени П. М. Третьякова ОЖ 14722, № 9326-31 от 17 августа 2020. Эксперт, искусствовед Л. И. Захаренкова

Экспертное заключение НИНЭ имени П. М. Третьякова б/н, б/д — Приложение № 1 к Экспертному заключению ОЖ 14722. Результаты исследования пигментного состава и связующего живописи. Эксперт, кандидат химических наук И. Н. Шибанова

Экспертное заключение Государственной Третьяковской галереи ОЭ ГТГ 3212, № К 1869/16 от 22.06.2000. Зав. отделом живописи 2-й половины XIX — начала ХХ вв. Г. С. Чурак, зав. отделом научной экспертизы Л. И. Гладкова

Работа оформлена в паспарту и раму со стеклом (35 × 38,7)

***

Выдающийся живописец-пейзажист Исаак Ильич Левитан родился 18 (30) августа 1860 года на территории Западной окраины России, в посаде Кибарты близ Вержболово Сувалкской губернии, в бедной еврейской семье. Несмотря на скудость средств, воспитание детям давалось довольно неплохое, обучением детей занимался отец, железнодорожный служащий. В доме Левитанов царила благоприятная атмосфера, располагающая к духовному и интеллектуальному развитию детей.

Творчество Левитана неразрывно связано с литературой, как художественной, так и научной. Чтение повлияло на формирование его творческого метода и на развитие его живописной «поэзии». Левитан много читал, в том числе русскую поэтическую лирику, изучал достижения лучших русских и западных пейзажистов, выучил французский язык специально для того, чтобы прочитать монографию о Камиле Коро, чье влияние тоже прослеживается в некотором количестве пейзажей Левитана, потому как он часто копировал именно работы этого художника, изучая его художественный метод, технику, цветопередачу и работу с формой.

Исаак Левитан с особым вниманием подходил к изучению работ Климента Тимирязева, впоследствии его доброго знакомого, в статьях которого живописец находил чрезвычайно глубокие мысли, которые становились его ориентирами в творчестве. Тимирязев был не только великим исследователем процессов фотосинтеза, космической роли растения, но и поэтом в науке, в сугубо научных трудах посвящал вдохновенные строки прославлению солнечного света, растений как «посредников между небом и землей», ибо «зеленый лист… является фокусом мирового пространства, в который с одного конца притекает энергия солнца, а с другого берут начала все проявления жизни на земле. …Похищенный им луч солнца горит и в мерцающей лучине, и …приводит в движение и кисть художника, и перо поэта».

Левитан говорил, что для него пейзаж «не протокол, а объяснение природы живописными средствами».

Александр Бенуа вспоминал: «Левитан имел прямо-таки африканский вид: оливковый цвет кожи, и густая черная борода, и черные волосы, и грустное выражение черных глаз — все говорило о юге… Всей своей натурой, своими спокойными, благородными жестами, тем, как он садился, как вставал и ходил, наконец, тем вкусом, с которым он одевался, он сразу производил впечатление человека лучшего общества. Этому впечатлению светскости способствовал и его несколько матовый голос, и его легкое картавление, отдаленно напоминавшее еврейский говор. При всем том, если Левитана никак нельзя было счесть за буку, то все же он еще менее, нежели Серов, был расположен к излияниям, к интимному контакту, он еще определеннее отстранял людей от себя, держал их на дистанции. В нем была некая, не лишенная, впрочем, грации важность (тоже восточного типа), и мне говорили, что он не оставлял ее даже в общении с близкими друзьями при самых откровенных беседах. Говорили, что именно эта черта сводила с ума женщин, и еще более сводило их с ума то, что всем было известно об его многочисленных победах, а за последние годы про его длительный роман с одной светской московской дамой, доставлявшей ему много мучений и приведшей его к попытке покончить с собой. В общем милый и сердечный человек, Левитан носил в себе печать чего-то фатального, и глядя на него, трудно было себе его представить сидящим на натуре, скромно и тихо ею умиляющимся, старающимся как можно точнее передать на полотне красоты русской незатейливой, но столь милой природы. И не вязалась эта наружность с тем, что было в его пейзажах здорового, свежего, задушевного и откровенного. Недостаток экспансивности в личных отношениях с людьми точно вознаграждался каким-то обострением чуткости к природе, к ее самым затаенным прелестям…» (Бенуа А. Н. Мои воспоминания: В 2 кн. — М.: Захаров, 2005. — Кн. 2. С. 1017–1018).

Фотографии работ в интерьерах — фантазийные. При наличии обрамления его вид и размер указаны в описании каждого лота.